2 августа 1950 года — 26 июня 2024 года

Поэт, про которого говорят, что «он поцелован Богом». Юлия Горячева находит неожиданный ракурс восприятия творчества Бахыта Кенжеева, исследуя религиозные мотивы его поэзии.

Известный русскоязычный поэт Бахыт Кенжеев в дополнительных представлениях не нуждается. Ценителям литературы известно: Кенжеев – автор пятнадцати поэтических сборников и нескольких романов, постоянный автор ведущих журналов и участник литературных фестивалей. Его стихи включались в антологии русской поэзии на английском, французском, итальянском, шведском и других языках. Сборники выходили также в переводах на казахский и голландский языки.

Берусь утверждать, что в русской поэзии нет такого второго голоса…

Многогранный поэтический мир Бахыта Кенжеева формируется целым комплексом структурно организующих компонентов. Среди них и доминирование сверхдлинных размеров, и установка на неоднородность синтаксического строя, и начало поэтической строки со строчной буквы, и обилие переносов.

Современно, наряду с этими новшествами, звучат у Кенжеева и традиционные для поэзии темы: темы поиска и обретения себя, тема предназначения поэзии, тема взаимоотношений с Всевышним. Возникает тыняновский эффект «мерцающих смыслов», – как точно подметила казахский филолог С. Д. Абишева, рецензируя алма-атинскую книгу «Послания», изданную в 2004 году:

«Мировые сюжеты и образы, заключая в себе изначальную информацию и смысл, в то же время, проходя через новый структурно-семантический и эмоциональный контекст, предстают в трансформированном виде». [Абишева 2006: 159]

Для изданной в Москве несколько лет назад книги избранных стихотворений Бахыта Кенжеева «Послания» характерно непрестанное обращение к теме Бога. Частотность обращений к Иисусу, Господу, Господу верному, Богу крайне высока. По страницам книги щедро рассыпаны библейские имена («отправь весточку Еве/ впрочем лучше – Лилит или Юдифи»). [Кенжеев 2011: 424] Постоянно обращение к ангелам и святым местам, Ватикану, гробу Спасителя, библейским персонажам: Лазарю, Ионе, Иову…

Все это позволяет выделить в поэзии Бахыта Кенжеева мотив, условно обозначенный нами как религиозный. Центральным для этой темы можно считать стихотворение «Потому что в книгах старых жизнь ушедшая болит». [Там же: 201]

В нем рассказывается о встрече в Галилее молодых рыбаков и Христа, призывающего «незадачливых детей» «на тяжкий подвиг – много тяжелее тех сетей» во имя Бога: «И в пророческом зерцале по грядущим временам/ ходят ставшие ловцами и заступниками нам,/ в вере твердой, словно камень, с каждым веком наравне/ плещут рыбы плавниками в ненаглядной глубине».

Напомню, что именно в Галилее была произнесена Нагорная проповедь Христа, в которой, как считается, сосредоточена суть христианского учения.

Битва за людскую душу, сети проповедничества оказываются во много раз тяжелее, чем «сети рыбачества». И все же, поэт призывает: «Не горюй, не празднуй труса, пусть стоит перед тобой/ чистый облик Иисуса в легкой тверди голубой,/ пусть погибнуть мы могли бы, как земная красота,/ но плывет над нами рыба – образ Господа Христа». [Там же: 201]

Образом Христа буквально освящена вся книга. Символично, что в ней 12 частей («На окраине семидесятых», «Осень в Америке», «Послания», «Век обозленного вздоха», «Из книги «AMO ERGО SUM«», «Между сном, вдохновеньем и бегом», «Сочинитель звезд», «Снящаяся под утро», «Новые стихотворения», «Вдали мерцает город Галич», «Названия нет», «Крепостной остывающих мест»).

Стихи, включенные в «Послания», отделяют друг от друга, пожалуй, лишь годы написания. Ибо сборник предельно целен. Для него характерна музыкальная напевность, повествовательность, обилие размышлений лирического героя; очерковость, обыденность, а вместе с тем, все это объединено религиозной образностью, сквозным мотивом приобщенности к христианскому миру, его ценностям и символам.

*

Бахыт Кенжеев родился 2 августа 1950 года в Чимкенте (Казахская ССР). С трех лет жил в Москве. Окончил химический факультет Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова. С начала 80-х годов живет на Западе (первоначально в Канаде, последние семь лет – в США).

Долгое время успешно работал переводчиком Международного Валютного Фонда (штаб-квартира в Вашингтоне). О своей национальной идентичности прославленный литератор говорит следующим образом:

«Я русский, потому что русский – мой родной язык. Казах, потому что я принципиальный кочевник. У меня нет дома. Но с другой стороны, у меня сразу несколько домов».

В 70-е годы Бахыт Кенжеев был участником известной поэтической группы «Московское время», в которую, помимо Кенжеева, входили Сергей Гандлевский, Александр Сопровский, Алексей Цветков…

По свидетельству историков отечественной литературы именно эта группа, группа лириков, принесла в русскую поэзию 70-х «неповторимую ноту горькой нежности».

Она звучит и в книге избранных произведений Кенжеева. Постоянные диалоги лирического героя с Покровителем, с небесными силами исполнены именно пронзительной нежности. В то же время поэтически емким и при этом обыденным оказывается введение в ткань стиха евангельских мотивов («Вот замерзающая Волга. Вот нож, Евангелие, кровать») или картин небесных сфер («Свисти,/ степной разбойник, разверзайся, небесный свод./ И льва, и зайца,/ и горлицу, и всех иных простуженных зверей земных/ к вратам заснеженного рая, ничьей вины не разбирая,/ уже ведет среди могил серьезный ангел Азраил/ под звуки колыбельной»). [Кенжеев 2011: 374]

Понимание, что Азраил является ангелом смерти в иудаизме и исламе и непосредственно ассоциируется с судным днем, придает особую силу и остроту этой метафоре.

Для поэта характерно обращение к библейским фигурам как высшему авторитету, носителю истины в последней инстанции («Случится все, что было и могло, – мы видим жизнь/ сквозь пыльное стекло,/ как говорил еще апостол Павел»). [Там же: 228]

В то же время лирический герой Кенжеева (его прототипом, скорей всего, является известный поэт Юрий Кублановский, ибо стихотворение посвящено ему) истово молится именно Богородице: «Матерь чистая,/ Пошли свое знаменье мне,/ Дай мне услышать неистовый,/ Твой нежный голос в тишине». [Там же: 16]

Заметим, что лирическому герою Кенжеева вообще свойственна неустанная молитва: «Пошли мне, Господи, горенья,/ помилуй – бормочу – меня,/ не прозы, ни стихотворения,/ дай только горького огня». [Там же: 198]

Порой у поэта в качестве Высшего судьи выступает Архангел («Если времени больше не будет,/ если в небе архангела нет –/ кто же нас, неурочных, осудит,/ жизнь отнимет и выключит свет?».

Высшая точка отсчета для лирического героя – святое таинство Причастия: «сквозь розовый свет в окне/ говорящий ангел, осклабясь, подносит нам/ чашу бронзовую с прозеленью на дне». [Там же: 567]

Сам литератор предельно точно сформулировал движущую силу своего религиозно-мистического стиля:

«А я-то как раз все время отношения с Богом выясняю:
«Когда бы, предположим, я умел/ варить стекло, то обожженный мел/ с древесным пеплом и дробленым кварцем/ в котел черночугунный поместил,/ и пережил любовь, и стал бы старцем,/ и многое бы Господу простил».
Главная прелесть нашей жизни состоит в том, что существует Святая Троица, – а католики еще добавляют к ней Деву Марию. И все они – одно. Я, конечно, ересь говорю с точки зрения ортодоксального православия, но это двигатель поэтического восприятия мира».

На пути к познанию своего Бога поэт, для которого характерно драматическое мировосприятие, проявляет максимализм, граничащий порой с юношеским.

Это исчерпывающе иллюстрируют следующие строки:

Существует ли Бог в синагоге?
В синагоге не знают о Боге,
Существе без копыт и рогов.
Там не ведают Бога нагого,
Там сурово молчит Иегова
В окружении других иегов.

Воздвигающий храм православный
Ты ли движешься верой исправной?
Сколь нелепа она и проста,
Словно свет за витражною рамой,
Словно вялый пластмассовый мрамор,
Непохожий на раны Христа. [Кенжеев 2011: 284]

При изучении творчества Кенжеева видно, что для него основополагающей является тема любви – краеугольная тема христианства («Смешон и краток наш бедный пир,/ но видит Бог –/ в могильной глине отпечаток любви, как клинопись, глубок»). [Там же: 186]

Об этом же напрямую говорит поэт в беседе с журналистом издания Фергана.Ру:

«Мы говорили сегодня о заповедях. Апостол Павел сказал, что высшая из них – возлюби ближнего своего, как самого себя. Что совпадает с той, о которой мы говорили раньше. Если поставить во главу угла Любовь, то можно как-то прожить свою жизнь без того, чтобы было мучительно стыдно за бесцельно прожитые годы. Желающих отсылаю ко Второму посланию коринфянам».

Именно о важности и необходимости любви и неразрывной ее связи со служением Господу Богу и есть, рискну предположить, стихотворение «Существует ли Бог в синагоге».

В цитированном выше интервью Кенжеев говорит, что сам молится Иисусу Саваофовичу и продолжает:

«И нам не нужна независимость от Бога. Человечеству дисциплина нужна. Иначе мы все друг друга переубиваем. Есть два способа нас урезонить – религия и искусство».

Эти строки перекликаются с насущным вопросом: «Да и на чей положены алтарь/ небесные тельцы и овны,/ кто учит нас осваивать, как встарь,/ чернофигурный синтаксис любовный?» [Кенжеев 2011: 187]

И поэт сам же отвечает на этот вопрос в следующем стихотворении:

«Небесные окна потухли», –
«Ты что? Неужели беда,
и дальние звезды, как угли,
погасли, причем навсегда?» –

Лишь ангел, угрюмый неряха,
очки позабыв впопыхах,
пройдет по окраине страха
с мечом в невесомых руках». [Там же: 602]

Говоря о христианских мотивах в творчестве поэта нельзя обойти стороной ихтиологические: рыба была одним из первых символов христиан, знаком Христа.

В ранней христианской литературе Христос так и назывался – «Рыба».

Образы рыб и рыболовов в ряде стихов Кенжеева формируют развитие поэтических тем о важности веры и осознавания степени ответственности человека в следовании заповедям: «столько рыб/ в грузных сетях апостольских». [Там же: 340]

В тоже время апостолам, ученикам Христа, предназначена роль радетелей душ человеческих: «где апостол взвешивает подвиги и грехи/ много ревностней, чем в мировой деревне». [Там же: 365]

Согласно исследователю С. Д. Абишевой, ихтиологические мотивы в поэзии Кенжеева становятся еще одним возможным способом понимания жизни и самого человека, который по образу и подобию Христа также может быть рыбой.

В стихотворении «Седина ли в бороду, бес в ребро», благодаря использованию метафорического приема, человеческая душа (в данном случае душа творца) отождествляется с жителем подводных глубин: «И покуда Вакх, нацепив венок,/ выбегает петь на альпийский луг –/ из-под рифмы автор, членистоног,/ осторожным глазом глядит вокруг». [Там же: 178]

Опыт души предельно драматичен («обдирает в кровь плавники свои»), кровавый след которых хранит чешуя, сверкающая на камнях речного дна.

Для творчества этот след пережитого – в сверкании слов. Можно сделать вывод о том, что включающая в себя символы «рыб» и «рыболовов» тема христианства у Бахыта Кенжеева оборачивается самой главной для литератора темой творчества, позволяя ему вести разговор о поэзии.

Для более убедительной иллюстрации приведем стихотворение «Если творчество – только отрада»:

Если творчество – только отрада,
и вино, и черствеющий хлеб
за оградою райского сада,
где на агнца кидается лев,
если верно, что трепет влюбленный
выше смерти, дороже отца, –
научись этот лен воспаленный
рвать, прясти, доплетать до конца….

Над Атлантикой, над облаками,
по окраине редких небес
пролетай, словно брошенный камень,
забывая про собственный вес,
ни добыче не верь, ни улову,
ни единому слову не верь –
не Ионе, скорее Иову
отворить эту крепкую дверь. [Там же: 233]

Далее проанализируем это стихотворение, привлекая строки библейских и раннехристианских текстов.

Агнец и Лев – аллегория Христа.

Лен воспаленный – аллюзия на Евангелие от Матфея: «трости надломленной не переломит, и льна курящегося не угасит, доколе не доставит суду победы». [Mф.12: 20]

Плотва – рыбы. Т.е. снова символ христиан. Слова, сравниваемые с золотой плотвой, невольно отсылают к первой строке Евангелия от Иоанна: «В начале было Слово, и слово было у Бога, и слово было Бог». [Ин. 1:1-4]

Монастырская братва – братия из монастыря.

«Запрещающий клясться престолом, и подножьем и жизнью своей» перекликается с евангельским:

«Я говорю вам: не клянись вовсе: ни небом, потому что оно престол Божий; ни землею, потому что она подножие ног Его; ни Иерусалимом, потому что он город великого Царя». [Мф. 5:33-37]

Рыбак – назорей – Иисус Христос. Этот образ отсылает к Тертуллиану, одному из наиболее выдающихся раннехристианских писателей и теологов, знаменитому (в том числе) и своим высказыванием: «Мы рыбки следуем за рыбой Христом». [Тертуллиан: Электронный ресурс]

Иона – пророк, стоящий особняком среди ветхозаветных пророков, потому что Бог послал его к неевреям, что говорит о любви Господа ко всем племенам и народам, а не только к избранному им народу Израиля. В Писании рассказывается, что Иона получил от Бога повеление идти к язычникам в Ниневию, столицу Ассирийского царства с проповедью покаяния и предсказанием о гибели города за его нечестие, если жители не раскаются. Но вместо этого пророк поплыл в Фарсис, финикийскую колонию в Испании.

Когда корабль был застигнут страшной бурей, то мореплаватели бросили жребий, чтобы узнать, чей грех навлек гнев Божий. Жребий пал на Иону, он сознался в грехе неповиновения Богу, его бросили в море, и буря утихла. Между тем, по Божественному Промыслу, Иону в море проглотил кит. Во чреве китовом Иона молился Господу, и через три дня и три ночи был выброшен рыбой на берег. Затем Иона получил вторично Божие приказание идти в Ниневию, куда он и отправился.

Иов – главный персонаж библейской книги Иова. Как праведник упоминается и в других библейских книгах – у Иезекииля [Иез. 14:14], в послании апостола Иакова [Иак. 5:11], в псевдоэпиграфе «Завещание Иова». Cведения об Иове исходят из одноименной книги Ветхого Завета. Иов жил в земле Уц, в северной части Аравии, «был непорочен, справедлив и богобоязнен и удалялся от зла», а по своему богатству «был знаменитее всех сынов Востока». У него было семь сыновей и три дочери.

Его счастью позавидовал Сатана и перед лицом Бога стал утверждать, что Иов праведен только благодаря своему земному счастью, с потерей которого исчезнет и все его благочестие. Бог позволил Сатане испытать Иова бедствиями земной жизни. Сатана лишил его всего – богатства, слуг, детей, а когда это не поколебало Иова, то Сатана поразил его проказой. Все отвернулись от прокаженного, но он все равно не сдался и ни одним словом ропота не согрешил перед Богом. Господь за терпение наградил Иова – он исцелился от болезни, разбогател вдвое больше, чем прежде, у него родилось семь сыновей и три дочери. Он прожил 140 лет и умер в глубокой старости, став примером терпения.

Брошенный камень перекликается со сценой признания своих грехов, а также с мотивом Марии-Магдалины: Христос предложил фарисеям, призывавшим забросать Марию-Магдалину камнями, кинуть камень в него, если они сами без греха.

Крепкая дверь – очевидно, дверь в райский сад, Царствие небесное.

…Таким образом, все стихотворение – своеобразное метафорическое напутствие: поэт должен быть верен христианским принципам, творя свой художественный мир (как и свою жизнь!). И это, собственно говоря, основной лейтмотив поэтического творчества Бахыта Кенжеева.

Библиография:

Абишева С.Д. Ихтиологические мотивы в поэзии Б. Кенжеева // Русская литература XX – XXI веков: Материалы Второй международной конференции. 16 – 17 ноября 2006 года. Русская литература XX – XXI веков: Материалы Второй Международной научной конференции 16 – 17 ноября 2006 года. – М.: Изд-во Моск. ун-та, 2006. – С. 158 – 162.

Тертуллиан. О крещении. III век // Электронный ресурc: http://apologiya.orthodoxy.ru/baptize/tertul.htm

Источники:

Библия [Электронный ресурс // www.bibleonline.ru].

Кенжеев Б. Послания. – М: «Время», 2011. – 640 с.

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>